|
|
Измышлизмы (истории альпиниста) |
|||||||||||||||||
Евгений
Затирка, Компромисс и согласие Саня Макаров все же уговорил меня подключиться к группе белоруссов Бори Немченко, которые собрались на Джайлык по 5-а Хацкевича. Поначалу я сопротивлялся, говорил, что мы договаривались не разбивать нашу связку, но он уломал меня. У Сашки не было руководства 4-а, и Юрий Иванович Порохня подобрал ему группу. Мне оставалось или киснуть в лагере, или сходить с Немченко на Джайлык, тем более что они меня тоже уговаривали пойти с ними. В группу кроме меня пригласили еще и Леву Цинципера из Махачкалы. Мы должны были выйти с "островов" и за первый день дойти до ночевки под "клешней". Все шло как будто бы нормально, но темп продвижения был невелик, "физика" у некоторых "сябров", мягко говоря, несколько хромала. Во второй половине дня погода начала портиться, на небе появились тучи с явно грозовым характером. Когда мы подошли к последней стенке перед подъемом к "клешне" на нас уже пару раз налетали заряды со снегом. Стенку залепило мокрым снегом и там, где шлось "на трении" оказалось, что трения нет, а есть одно "скольжение", и стенку с ходу не взять. Быстро темнело и, когда налетел очередной заряд, я предложил Боре обратить внимание на небольшую полку, где можно было бы установить палатку. Критически оценив мое предложение, Борис сказал, что это "фигня", а не полка по сравнению с той, что под "клешней". Ну, фигня, так фигня, только вот на скальный маршрут кошек никто не взял, а стенка обледенела весьма прилично. Мы с Борей уперлись руками в скалу, Лев взобрался нам на плечи, чтобы дотянуться до хорошей зацепки. Когда он уже ухватился за нее, раздалось легкое "шшшш-ух", наши руки ударом отбросило от скалы, и Лев свалился к нашим ногам. Легкое "шшшш-ух" - это был разряд молнии, который привел наши чувства в порядок и прояснил кое-что в упертых мозгах. Темнело. Немченко уже другими глазами посмотрел на предложенную мной полку, и решил, что место вполне подходящее, и лучше него рядом ничего нет, и вообще стоит остановиться здесь, а по утру по хорошей погоде мы разберемся с этой стенкой. Сели в палатку. Я разместился в дальней от входа части палатки на месте, где должна быть стойка. На моих коленях стояла горелка, и кипятился чай. Попили раз, попили два, попили три и собрались спать. Пока пили чай все сидели, а потом, когда всех от чая разморило, народ ухитрился вытянуть ноги и, несмотря на то, что полка предполагала только сидячую ночевку все кроме меня заняли полулежащее положение. Я сидел, пристегнутый на самостраховку, у задней стенки палатки, по сути дела заменяя стойку. Сразу за стенкой был обрыв глубиной метров сто. Все бы ничего, но через некоторое время выпитый чай попросился наружу. На мою просьбу поменяться с кем-нибудь местами "народ" сказал, что я сошел с ума на такой узкой полке заниматься рискованными перемещениями из-за каких-то мелких физиологических потребностей. Мое желание росло, но росло и их нежелание что-либо менять в положении тел. Возникла дискуссия на тему "что делать"? Мне было предложено использовать для удовлетворения своего эгоистического желания вентиляционное окошко на задней стенке палатки. Попытка закончилась ничем по двум причинам: во-первых, окошко оказалось несколько высоковато, да и под самым коньком, а во-вторых, учитывая общее охлаждение организма, некая часть моего тела сильно уменьшилась в размерах, и даже если бы я и дотянулся до окошка, то высунуть в него было бы нечего. Дискуссия продолжилась и переросла в обсуждение вопроса, а из какого материала пошита наша палатка. Выяснилось, что палатка пошита из простого капрона, даже не каландрированного. Далее выяснилось, что палатка вообще не наша, а просто, собирая снаряжение, Боря взял первую, попавшуюся ему на глаза палатку, которая сушилась на балконе инструкторского домика. Эти два, неожиданно открывшихся обстоятельства, позволили с легкость решить возникшую проблему. Поскольку капрон хорошо пропускает влагу, а палатка не наша, то никто и не обидится. Мне было предложено, не стесняясь, пописать на ту часть дна палатки, которая свисала с обрыва. Компромиссное решение было реализовано без промедления и на нашей маленькой площадке воцарилось согласие. УчастницаХарактеристики, которые привозят с собой участники альплагеря, не отличаются большими подробностями о характере индивидуума. Тренировался там-то и там-то, имеет разряд по скалолазанию, сдал нормативы и все. На первых же занятиях становится ясно насколько написанное соответствует действительному. А вот что собой представляет каждый участник как человек, не пишется нигде, а выявляется в процессе бесед, занятий и учебных восхождений. Инструктор должен знать, кто в его отделении смел до безрассудства, кто холодно расчетлив, кто осторожен, а кто трусоват; кто замкнут, кто компанейский человек, кто нытик; кто может стать лидером в группе, кого будут уважать, а кого сразу невзлюбят. Самым молодым участником, вернее участницей в моем отделении оказалась невысокая симпатичная Анна из Питера. Ей было семнадцать лет, а остальным от двадцати трех до тридцати. Все они хорошо сдали нормативы и вот сейчас вполне сносно отлазали первую половину занятия на скалах. Сидим, отдыхаем и ведем разговор "за жизнь", то есть кто, что, как, когда, почему привело их в альплагерь. - А меня мама отправила в альплагерь, - говорит Анна. - Ну что ж, - подумал я, прыгая с камня на камень через
речку, при возвращении в лагерь,- отделение скучным не будет. Из-за шума воды говорим мы громко, и наш диалог слышит все
отделение. Я, ожидая сравнения с каким-нибудь там Жаном Марэ или Аленом
Делоном - все таки инструктор альпинизма загорелый, стройный в темных
очках - уже приободрился, ожидая комплимента, но услышал то, от чего
чуть не промазал ногой мимо камня. Весной 1988 года пришло известие, об отмене возрастного ценза на участие в чемпионатах по альпинизму и, что начальник учебной части альплагеря "Уллу-Тау" Порохня предложил Гене Евсюкову, то есть "Кузьмичу", собрать из инструкторов-уральцев команду для участия в чемпионате под флагом альплагеря "Уллу-Тау". Душа взыграла, всколыхнулась и понеслась в рай! Еще бы! Теперь есть смысл в дальнейшей жизни в альпинизме. А то, что за перспектива - сорок лет и тебя не берут ни в одну команду - возрастной ценз. Опыт, силы, умение, желание, схоженность - все это не имело никакого значения, если тебе уже сорок лет. Осталось только получить приглашение от Кузьмича и подтверждение состава команды от Порохни. Ура! Есть и то, и другое! С директором завода В.Г.Матушкиным я согласовал отпуск, добавил к нему отгулы, донорские, еще наскреб какие-то дополнительные дни, и в результате получилось почти шестьдесят дней. Валя Мошкина (мой заместитель) охнула, когда узнала, что меня так долго не будет. Ничего себе - начальник цеха и на два месяца бросает производство. Но ведь это же последний шанс прорваться к званию "Мастер спорта"! Без баллов, полученных за участие в чемпионате Союза, мастера не получить. Спасибо Матушкину Владимиру Георгиевичу, спортсмену в душе, что понял меня и, уникальный случай, в летний период отпустил начальника цеха на два месяца в отпуск. Юрий Иванович Порохня все же перетряс команду и из уральцев-инструкторов в команде на Ушбу остались Кузьмич, Коля Жилин, Леша Харитонов и я. Володю Рыкшина и Виктора Суворова отправили готовиться к какому-то другому восхождению, а Саня Макаров, к сожалению, в прошедшем сезоне не успел закрыть норматив "кандидата в мастера спорта" и в команду не проектировался. Началось все, правда, не так мажорно, как рисовалось поначалу. Вдруг выясняется, что мы с Колей Жилиным не можем входить в основной состав команды. У Николая, в каком-то 19.. - лохматом году не схожена 3-А и поэтому его звание КМС не совсем "качественное", как и у меня, потому, что в прошлом году я не в том порядке ходил свои горы. Вернее будет сказать, что "не в том порядке" на горы меня выпускал Порохня. - Жень, какая тебе разница? Все равно ведь в команду на "мастера" не попадешь, а мне удобно, чтобы вы с Суворовым сходили на "Монаха" и принесли оставленную там Мариной "сороковку", - уговаривал он меня. А вот теперь он разводит руками и поет уже другую песню о том, что в Москве сидит нехороший "дядя Стариков", который обязательно снимет команду с участия в чемпионате, если узреет, что в нее включены такие "криминалы" как я и Коля Жилин. Он понимает наше расстройство, но включает нас только в команду наблюдателей. На гору мы пойдем, но не с основным составом, а по другому маршруту и будем наблюдателями-спасателями. Ну что ж, как говорится - спасибо за доверие, а уж мы его оправдаем. Тренировочные восхождения прошли, снаряжение собрали, продукты получили, построились, капитан команды Гена Евсюков (Кузьмич) отрапортовал о готовности, и мы отправились в альплагерь "Шхельду" откуда должны были стартовать на Ушбу. Чтобы поберечь наши драгоценные силы для основного восхождения нашей команде придали группу "значкистов" для заброски экспедиционного груза на "немецкие ночевки". "Немецкие ночевки" находятся в верховьях Шхельдинского ущелья, откуда отлично просматривается наш дальнейший путь по Ушбинскому ледопаду, видна и сама Ушба. Прямо перед нами стоит Шхельда, а левее ледопада темная пирамида пика Щуровского, за которым прячется Чатын. Вот на это место наши шерпы-значкисты с утра пораньше и доставили все наше снаряжение. Мы же как "белые" люди с легкими рюкзаками, в которых были одни пуховки, не торопясь, постепенно двигались вперед. Вот хорошая поляна есть чистая вода и неплохо попить чайку сидя под деревьями, поговорить. Дальше начинается морена лед снег, травки не будет еще долго. Отсутствие груза за плечами неторопливый ритм движения настроил нас на разговорную волну. - Ну, что за жизнь? Сколько можно таскаться по горам, -
начал Леха Харитонов. - Леша, слушай, это же разные уровни - альпинизм и туризм. Я не знаю, может, тебе все это и приелось уже, но мне нравится работать на гораздо более высоком уровне, чем тот туризм, в котором я ходил. Мне, наверное, все-таки не хватало спортивности что ли, или какой-то конкретной цели как вот сейчас. Понимаешь, мы ведь к походам, по сути, никак не готовились, то есть никаких тренировок, не говоря уже об отработке каких-то технических приемов, не было. Ну, решили куда идем, ну, прочитали про маршрут или местность, где придется бродить, прикинули, что берем из продуктов и все! Скидали все барахло в рюкзак и поперли, глаза навыпучку! Я как вспомню, как у меня костяк трещал на Становом хребте, когда нагрузились за пятьдесят килограммов! Ну, я то хоть в течение года тогда уже тренировался по два-три раза в неделю, а остальные то нет. Ты представляешь, народ учился пользоваться кошками уже в самом походе! А до этого ни-ни! Нет, Леха, здесь я получаю больше возможности проявить себя, чем в туризме. Меня как-то не угнетает ни безлесье, ни отсутствие травы. - Ну, Жека, если бы я ходил как ты, то ни за что в альпинизм
не пошел бы. Плыл бы себе сейчас где-нибудь на лодке, а не топал по
этим серым камням. Так мы шли, скрашивая вот такими "философскими" разговорами монотонность пути по морене. Вот, что значит легкий рюкзак за спиной. На "немецких ночевках" мы оказались не одни, это место пустым не бывает, тем более в разгар сезона. Москвичи спустились с Ушбинского плато, немцы и чехи собирались на Малую Ушбу, то есть, как и мы через Ушбинский ледопад на плато. В разговорах уточнили состояние ледопада. Москвичи нас предупредили, что отдельные места можно пройти только с навешиванием перил и, что ледобуры нам понадобятся обязательно. Ну ладно, значит, будем перилить. Разобрали груз по рюкзакам, договорились, как работаем завтра: утром всем составом с максимумом груза поднимаемся на плато, ставим лагерь; основной состав команды и часть вспомогателей остается наверху, а мне с Колей Жилиным предстояло спуститься обратно с плато на "немецкие ночевки", чтобы забрать оставшийся груз и на следующий день подняться наверх. От соседей пришел Кузьмич. Рядом, оказывается, стоят саратовские туристы, которые тоже собираются подняться на плато и дальше уйти перевалом в Сванетию. Кузьмич, добрая душа, пообещал им помощь в выходе на плато, а взамен они презентуют нам мешок (полиэтиленовый мешочек) кураги. Договорился, что они пойдут не завтра, а послезавтра, когда пойдем мы с Колей. Вот тебе, бабушка и ….! Не представляю, как это будет выглядеть. Состав у них явно не ходячий - два профессора Саратовского университета, оба в возрасте, причем один из них с молодой подругой. В группе еще сын одного из них с женой. Горный опыт только у одного из профессоров и то второй разряд по альпинизму выполненный в каком-то "забытом" году. - Ну, Кузьмич, удружил! На фиг они нам нужны! Утром, когда мы с Николаем уже стояли под рюкзаками, соседи
только вылезли из палаток. На следующий день при отличной солнечной погоде мы наблюдаем за горой, готовимся к завтрашней заброске снаряжения под маршрут, а вчерашние горемыки отдыхают и строят планы, как через день свалить в Сванетию. Но завтра погода начинает портиться и переходит в сплошной двухдневный снегопад с полным отсутствием видимости. Вот это сюрприз! Снега выпало столько, что о восхождении в ближайшие три-четыре дня можно было не думать. "Крыша" Ушбы нагрузилась снегом так, что лавины пробивали большую часть маршрута. Время, отведенное на восхождение, заканчивалось так же, как заканчивались продукты и топливо. Значит не судьба, значит надо идти вниз. А "горемыки"? Что делать с ними? Погоды нет, на плато, на четырех тысячах, их не оставишь - значит нужно вести вниз с собой. Мы теперь, вроде как, в ответе за них. А эти друзья уже расклеились, кое у кого появились признаки простуды. Кроме того, у них почти закончился бензин, а вместе с ним исчезла, и уверенность в своих способностях выбраться из этой, мягко говоря "задницы". Зато в их глазах читалась решительность выполнить любую нашу команду, которая поможет им благополучно спуститься вниз. Их брезентовые палатки обросли льдом и увеличились в весе раза в два. Кроме того, их просто нельзя было компактно сложить. Решили так: на палатки укладываем все их снаряжение вместе с самыми тяжелыми вещами и остатками консервов. Палатки сворачиваем наподобие больших тюков или баулов, это все в свою очередь оборачиваем полиэтиленом для лучшего скольжения по снегу, обтягиваем репом и транспортируем волоком. В рюкзаках оставляем только теплые вещи. Ну и конечно ледорубы они должны были держать в руках - все-таки из-под Ушбы идут! Получилось два тюка длиной примерно по два метра очень похожих на спасательную акью. Вот мы их и потащили не особенно-то, церемонясь и пуская их в свободный полет на все длину веревки на самых неудобных участках. Бог с ним с барахлом, главное этих вот горемык живыми спустить вниз! Так или иначе, мы наконец-то вышли на нижнюю пологую часть ледопада и оказались на виду у тех, кто сидел на "немецких ночевках". Можно себе представить, что подумали они, когда увидели, как группа тащит с собой две акьи. Народ тут же двинулся навстречу, справедливо полагая, что мы транспортируем пострадавших, если не хуже, и, скорее всего, нам нужна помощь. Трудно сказать, что помогло провести наших подопечных через ледопад, через расквашенные снежные мосты без единой попытки с их стороны нырнуть в трещину - то ли наше умение, то ли их доверие, но свой долг за курагу мы отработали сполна! Будучи "третьеразрядниками", мы с Саней Шудрой приехали в альплагерь "Баксан" "вооруженные до зубов" снаряжением. "Гвоздем" нашей снаряги был автоклав. Авторство этого изделия приписывается Муравьеву Евгению Александровичу. Автоклав делался из алюминиевой колбы для трехлитрового чайника. К горловине крепилась крышка на шести винтах, а в центре крышки было небольшое отверстие, которое прикрывалось металлической пластиной-клапаном. Перед выездом мы пользовались этой штукой всего пару раз, но смело взяли его с собой в надежде не только покорить всех своим снаряжением, но готовить быстро и экономно с точки зрения расхода бензина, а значит и облегчения веса рюкзаков.
Кухня была в небольшом пристрое с низким потолком и узким окном. Примус поставили на стол, сверху разместился автоклав, и до потолка осталось всего-то не больше полуметра. Готовим борщ или щи с мясом. В автоклав загрузили мясо, капусту, морковь, лук и, конечно же, специи. Технология такая: нужно дождаться, когда из отверстия в крышке автоклава начнет бить струйка пара, что бут означать начало кипения. В этот момент, нужно пластину-клапан привинтить винтом, чтобы закрыть отверстие. В автоклаве начнет подниматься давление. После этого подождать около минуты, и потом автоклав снять с примуса и завернуть в пуховку, примус можно выключить, вот она экономия бензина. В пуховке автоклав выдержать минут сорок-пятьдесят. За это время под действием температуры и давления, все, что внутри автоклава становится мягким, каким бы жестким оно ни было до того как. Мы стоим с Шудрой и ждем, когда из крышки пойдет пар. Вроде
бы по времени уже пора, но никаких намеков на кипение нет. - Может, отверстие в крышке забилось? - высказал предположение Саша, - давай попробую прочистить. С этими словами он втыкает в отверстие, спичку. Из отверстия с мощным шипением вырывается струя пара, которая бьет в низкий потолок, разлетается в стороны, мгновенно заполняя небольшую кухню, и все то, что вылетает вместе со струей пара, обрушивается из-под потолка на наши головы. Мы приседаем, ожидая взрыва. Любопытная личность, которая только что ерничала по поводу нашего автоклава, на четвереньках, открыв дверь из кухни лбом, с криком "автоклав взорвался!" вылетает наружу. Мы выталкиваем примус с автоклавом через окно на улицу и выбегаем следом. Давление в автоклаве такое, что он еще несколько минут не может успокоиться. Когда он затих, мы с Саней осторожно открываем его. Всю жидкость, конечно же, из автоклава выбросило в виде пара, а мясо осталось. Разгадка случившегося оказалась простой: мы тогда еще не знали, что при приготовлении в автоклав нельзя класть лавровый лист, а мы положили. Этот листик прилип снизу к отверстию в крышке и в результате мы получили то, что получилось. Мы добавили еще раз воды, остальных компонентов и получили прекрасный супчик с мягким разваренным мясом, что было оценено по достоинству нашим отделением и главное инструктором. Автоклав признали как полезную, но весьма опасную штуку. Кроме нас с Шудрой так никто и не решился использовать его в момент своего дежурства. На альпинистских сборах ДСО "Труд" наступили последние дни. Кто-то ходил на первый разряд, кто-то на кмс и поэтому график восхождений был у каждой группы свой. Завтра займемся дровами для бани, а сегодня вечером мы спускаемся и, наконец-то, все вместе соберемся в базовом лагере "Ала Тоо" в нашей палатке-столовой среди великолепных и грандиозных тян-шанских елей, и подведем итог, и отметим как положено. Темнеет и мы торопимся, понимая с каким нетерпением ждут нас, не садясь за стол, ожидая полного сбора. Вот мы уже подходим к нашим палаткам. На кухне колдуют два любителя повозиться с мукой и тестом, Коля Жилин и Витя Суворов. На столе блины с мясом, блины с грибами, просто блины и мы уже за столом. Элла Бессонова, наша мать-выпускающая, традиционно подносит нам в маленьких металлических стопочках настойку золотого корня, что она делала после каждого восхождения. На столе фляга со спиртом и это очень хорошо сочетается с исключительно вкусными блинами. Слова, слова, слова и неожиданно оказывается, что фляга уже пуста. Как так? А сколько там было? Коля Шкабара уверяет, что видимо пробка не очень хорошо была закручена и вот… Элла давно уже ушла в свою палатку, ушел и Коля, а
мы все продолжаем разговор. Темы одна интереснее другой, но чего-то
не хватает. Чего, чего - ясно чего! Еще раз, удивившись способности
спирта испаряться из закрученных фляг, решаем попросить добавки золотого
корня у Эллы, но она уже спит. Неожиданно Серега Тимофеев спрашивает
меня: Все пришли к выводу, что это уже кое-что, вот только нужно разобраться с перечной мятой. От эвкалипта и от элеуотерококка плохо не будет, мы это знали точно, а тут вот непонятно. Пахнет приятно - это хорошо, и вот неожиданность - еще и горит, а это значит на спирту, на медицинском - ну тогда точно вреда не будет. Сливаем все пузырьки вместе и получаем полный стакан. Сколько нас? Шестеро? Нормально, двести с лишним граммов спирта на травках на шестерых - можно еще посидеть. Стакан стоит перед нами полный бурой, пахнущей преимущественно мятой жидкостью. Витька Суворов заикнулся, было, что согласен быть испытателем, но мы этот вариант дружно отвергли - не так много продукта, чтобы разбазаривать его на всякие там испытания. Решаем сначала налить по чуть-чуть. Я предлагаю для чистоты эксперимента всем замерить пульс перед принятием, и после принятия. Все согласны. Пульс замерен, по пиалушкам разлито по чуть-чуть, поехали! Эффект просто потрясающий! На первом, после глотка, вдохе возникает ощущение огромного холодного воздушного потока, который просто врывается в тебя и распирает легкие до невероятных размеров. - Ух, ты! - и все дружно выдохнули, чуть не загасив
свечи при которых уже шло это действо. Пульс вместе с тем у всех был
ровный и ничуть не изменился, после того как! С ночевок на 6400 на Хан-Тенгри мы вышли около девяти утра. Накануне два японских альпиниста пытались подняться на Хана в сопровождении двух наших гидов. Я, как тренер-спасатель, поднялся с 5800 на 6400 для того чтобы встретить их на спуске с вершины и организовать ночлег. Через два дня японцы улетали и нам нужно было сопроводить их до базы "Хан-Тенгри" на Южном Иныльчике. Вниз мы шли почти одиннадцать часов - раза в два дольше обычного. Японцы сильно устали и шли медленно. Мы же рвались вперед в предвкушении бани и ужина. Напарившись в бане, мы уже ближе к 10 часам вечера сели за стол. Ужин, как подведение итога работы с японцами, подразумевал и спиртное, то есть водку. С нами за столом сидели японцы и ребята повара. Поскольку водка на подобных "приемах" полагалась только клиентам, гидам и тренерскому составу, в связи с дороговизной доставки ее вертолетом, то повара пили свое - бражку, которую они наловчились ставить здесь в базовом лагере на высоте 4000 метров. На столе с борщ, вареное мясо на тарелках, овощной салат и водка, холодная - благо вокруг лед и снег. Японцы от водки отказываются - вот это номер. Видимо не очень хорошие воспоминания о русском напитке, видимо был перебор ее родимой. А что им тогда предложить? Запасы пива для клиентов пополнятся завтра, как раз с тем вертолетом, которым они полетят вниз. Казус - международный альплагерь, а из спиртного только водка. Взгляд одного из японцев останавливается на стакане с брагой. Он спрашивает "а, это что?" и ждет нашего ответа. И тут один из поваров находчиво поясняет - это сакэ! Сакэ почему-то в большом синем эмалированном чайнике, а не в фирменных бутылочках, но японцев это не смущает, и они соглашаются с предложением поваров налить им этого мутноватого напитка с пузырьками, которые сверкают как в шампанском. Мы, незаметно для клиентов, грозим парням кулаком, произносим тост за завершение программы пребывания на Хане, чокаемся, выпиваем и ждем, что японцы поднимут скандал - ничего подобного. Хлебнув по полстакана браги в первый раз, они не отказались и от второго и от третьего раза. Вечер перешел из официальной части в неофициальную в которой мы ловко уходили от периодически возникающего вопроса о том, как и из чего "это" делается. Нам было хорошо с нашей водкой, а японцам с их, вернее нашим, "сакэ". Утром за завтраком я наших японцев не заметил и пошел их проведать. Они сидели рядом со своими палатками на утреннем солнце. Цвет лица напоминал цвет желто-зеленой пожухлой осенней травы. Судя по их позам, им с трудом давались не только повороты головы, но и даже просто перевод взгляда с одного предмета на другой. Через два часа вертолет, а у них не собраны вещи - они просто не могут шевелиться. Мы им помогли, и они благополучно улетели при этом,
не высказав ни малейшего упрека в наш адрес за то, что мы так и не открыли
им тайны производства "сакэ" на леднике Южный Иныльчек на
высоте 4000 метров. Московский институт тонкой химической технологии им. Ломоносова. Первый курс. Семинар по общей химии ведет Александр Федорович Маслов. Идет речь о сольватации этилового спирта, то есть о смешении его с водой. - Итак, запомните, что при смешении двух объемов воды и
спирта, суммарный объем оказывается меньше на три и шестьдесят восемь
сотых процента. - Вот, почему химики не разбавляют! Сборы "Труда" закончились, вернее, закончились восхождения, а сборы продолжались, поскольку нужно было собрать весь альпинистский скарб, отправить его вниз в Пржевальск, где заказать контейнер, которым отправить "все наше" на Урал, а самим достойным образом отметить все, что находили, совершили и покорили. Для реализации последней задачи: "достойным образом отметить все, что находили, совершили и покорили", рядом с палатками уже пасся барашек. Это гулял наш будущий плов. Меня же отправили вниз на базу Ала-Тоо в Пржевальск для решения двух других задач: заказать контейнер до Свердловска и купить сопутствующий продукт для плова, то есть купить водки. На дворе был 1985 год, который вошел в историю как год начала борьбы за трезвый образ жизни. Когда мы уезжали на сборы, то еще не знали, что начнется такая кампания, и не могли себе представить те трудности, с которыми нам придется столкнуться, спустившись с гор. Я успешно провел операцию по заказу контейнера и приступил к реализации дальнейшего плана. К моему великому ужасу оказалось, что пока мы в горах ходили на вершины и вели трезвый образ жизни, здесь в долине, ввели ограничение на продажу спиртного. В Пржевальске продажу водки разрешили только в одном магазине и только до пяти вечера, а вино вообще исчезло из продажи. Я нашел этот магазин около трех часов дня. Записав на руке номер 287, и встав в конце очереди, я понял - дело "пахнет керосином": меня тут же предупредили, что в одни руки, дают только одну бутылку. Было без пяти минут пять, когда за моей спиной захлопнули железную решетчатую дверь "обезьянника", устроенного перед входом в магазин. Это значит, что мне повезло и, хоть одну бутылку, но я все-таки куплю. Пожелания друзей относительно сорта водки: "не бери "Лимонную" - она у них плохая, как и "Столичная", а лучше возьми "Московскую", которыми меня напутствовали, умерли сами собой - мне досталась бутылка с этикеткой "Водка". Что-то надо было предпринимать - руки у меня одни и больше одной бутылки я завтра не получу, а послезавтра вниз спустятся десять здоровых организмов, и что же я от них услышу? Вечером на базе я понял, что нужно делать завтра: судьба решила, что этот год пройдет под знаком "Фармакопеи". Бесполезно убивать весь день в очереди еще за одной бутылкой водки, которая все равно не решит проблемы, и поэтому надо идти в аптеку. В первой же аптеке мне дали от ворот поворот, заявив, что больше одного пузырька "Элеутерококка", мне не дадут. Другой аптеки я не знал, но помнил, что на базаре, где мы закупали продукты, был аптечный киоск. Изучив витрину киоска, я обнаружил, что "Элеутерококка" и здесь нет, но есть "Левзея" и "Аралия маньчжурская". Учитывая возможность "прокола", я придумал, как действовать дальше. - Добрый день, - начал я свою речь, - у нас проходят спортивные
сборы, и наш врач поручил мене купить "Элеутерококк". - Знаете что, - сказал я, возвращая пузырьки, - я должен
спросить у нашего врача подойдет ли нам это средство. Мне-то говорили
только про "Элеутерококк". По центру большой палатки стоял тазик с пловом, над которым
последние три часа колдовал Серега Тимофеев. Стол украшали овощи, зелень,
бутылка водки и две банки, большая и маленькая. К столу пригласили начспаса
Бошмана и врача лагеря. Водку как дефицитный продукт, было предложено
оставить для дамы, то есть для Эллы Бессоновой, а мужскому составу налили
из банки. Как мы и предполагали, плов из парного барашка прекрасно
сочетается с "Левзеей", а опасения доктора так и остались
всего лишь опасениями, в чем он убедился лично, опрокинув не одну стопочку
предложенного напитка. Чапаев начал сыпать, когда не было еще и семи утра. Мы собирались "прогулять" нашего японца до пещер на перемычке Хан-Чапаев. Накануне мы поставили палатку на 5000, что выше ледопада на леднике Семеновского между Ханом и Чапаевым. Нас было трое: я, Коля Дьяченко и японец Казука. Вообще-то японец ходил с гидом Толей Уразгалиевым, но Толя в тот момент собирался на Победу, то ли еще куда-то и Юра Моисеев подыскивал, пару тех, кто мог бы "прогулять", то есть вывести на акклиматизацию клиента. Вот Дьяченко и сподобил меня на пару дней погулять с японцем до перемычки. Вообще-то в тот день я с двумя Володями, Поволоцким и Савиным, собирался на другую сторону Иныльчека в гости к Агафонову, Тимофееву и Ермачеку, попариться и "попить чайку". Но вот как-то Николай сумел уговорить меня идти с ним и японцем. К восьми часам, когда мы пошли наверх, Чапаев уже стрельнул раза три. Это были небольшие порции льда, и падали они ниже нашей площадки, где-то в районе 4800-4850, но такой ранний обстрел тропы не добавлял оптимизма. Сегодня мы идем наверх, а завтра-то идти вниз, куда стреляет Чапаев. Мимо нас снизу прошло несколько человек. На вопрос "достает ли Чапаев до тропы" они ответили, что пока "недолет". Наш японец ходил медленно, это выяснилось еще, когда мы шли с ним из базового лагеря до 4200. Поэтому с 4200 на 5000 мы вышли в три ночи. Вчера Чапаев не подавал никаких признаков активности, и у нас не было никаких проблем, когда мы проходили под его стеной, а вот сегодня "раздухарился" - сыпет и сыпет. Последние дни шли сильные снегопады и, вероятно, макушка его перегрузилась снегом, да и ледник нависший над стеной очень рано начинает прогреваться солнцем. Показав японцу на макушку Чапаева, мы с Николаем объяснили ему, что нужно "шевелить ногами". Наше объяснение было понято правильно, и японец проявил удивительную прыть и скорость передвижения, когда мы проходили небольшой участок под самой стеной. После этого участка мы вышли на снежные поля и опять медленно двинулись вверх. Чапаев стрельнул, наверное, уже восьмой или девятый раз. Нас обогнала очередная группа, у которой я спросил, есть ли еще кто-нибудь за ними. Они сказали, что никого за собой не видели, но, проходя по тропе, уже встретили лед упавший сверху. Было начало одиннадцатого и Николай, не выдержав тягомотного японского ритма ходьбы, сказал, что оторвется вперед до пещер на перемычке. Солнце грело во всю, снег понемногу начал раскисать, а вместе с ним раскисал и Казука. С Дьяченко мы договорились, что я выгуливаю японца до двенадцати часов и начинаем движение вниз. Около одиннадцати часов у нас за спиной раздался ужасный по своей силе "выстрел". Я обернулся и увидел, как от ледника на стене Чапаева откалывается огромная, по своим размерам, масса льда. Этот момент отделения и вызвал такой мощный звуковой удар. Дальше несколько секунд все происходило беззвучно. Эта громада льда некоторое время летела, не касаясь стены, а потом всей своей силой врезалась в стену и, отразившись от нее горизонтально, ударила в противоположный склон Хана-Тенгри. Этот удар сорвал снег со склона Хана, и вся масса с грохотом обрушилась вниз на ледник. Когда вся масса льда и снега летела вниз, в ней сверкали зеленые разряды молний, а самая мощная вспышка сверкнула в момент, когда все это упало на ледник. Вверх поднялась огромная туча снега, закрывшая всю панораму. Зрелище настолько грандиозное и пугающее своей мощью, что его невозможно описать словами. Мы с японцем стояли как заколдованные. Мысли о фотографировании даже и не мелькнуло, впрочем, фотоаппарата с собой все равно не было. Снежная завеса долго висела в воздухе. Спустя какое-то время вернулась способность рассуждать, и сразу же возник вопрос, а куда все это упало? У меня мелькнула мысль, что наша палатка "накрылась" и нам нужно бы немедля двигать вниз, чтобы засветло спуститься на 4200. Японцу Казуке объяснять долго не пришлось - зрелище, которое он только что наблюдал, было красноречивее всяких слов, и оно очень хорошо восполнило недостаток моего английского. Мы пошли вниз к своей палатке на 5000. На нашей площадке все было нормально, только засыпано мелкой снежной пылью. Пришел Коля Дьяченко и сказал, что ничего по рации не сообщают, будем ждать следующей связи. В 16-00 мы узнали, что под обвал попала группа англичан, которых вел Валерий Хрищатый. Об этом сообщил спустившийся на 4200 уцелевший участник группы. Валерий Хрищатый работал гидом в МАЛе Хан-Тенгри и вместе с Ильей Иодесом и группой англичан в тот день, оказались последними, кто шел по леднику. По какой-то жуткой случайности они остановились под самой стеной, ожидая одного из отставших, а спасшийся участник оказался впереди них и в момент обвала сумел пробежать несколько метров до края ледовых разломов, что и спасло ему жизнь. Его сильно побило и порезало ледовыми осколками, но он сумел спуститься вниз. Спасательные работы начались немедленно. Работали все, кто был в тот момент на леднике. На поверхности каким-то образом оказались рюкзаки группы. На поверхности нашли и одного из погибших англичанина Робертса. Толщина слоя снега и льда, скорее всего, превышала десять метров. Масса спрессовалась и смерзлась. Долбили ее не только ледорубами, но и ломами. Работали три дня. Вырыли огромные траншеи, но все было тщетно. Дать команду прекратить работы мог только Казбек Валиев, но никто не смел даже заикнуться об этом, хотя весь состав лагеря работал под той самой стеной. На алма-атинцев было страшно смотреть, все они ходили с Хрищатым и строили дальнейшие планы. После трех дней Казбек прекратил спасработы. Масштаб обвала был такой, что от места падения льда на высоте 4800-4850 до высоты 4200 ледник был похож на ровный стол. Исчезли сераки, трещины - все было выглажено массой льда и снега, прокатившейся вниз. |
|