Альпинисты на площадке -
только кончен долгий путь, -
забрались в свою палатку
перед траверсом уснуть.
Где-то камень прокатился…
не шумит опять ничто.
Горный вечер опустился
на Ушбинское плато.
Тёплый ветер дунул с юга.
Снова тишь на леднике.
Вдруг услышали два друга
звук шагов невдалеке.
Слух и зренье насторожив,
не сведут от входа глаз:
никого тут быть не может
в этом месте в этот час!
Ближе… ближе… вот уж рядом
замер мерный скрип шагов.
У лежащих - страх во взглядах,
цепенеет в жилах кровь!
Наконец, один решает
поглядеть, кто там стоит,
и, от страха замирая,
вылезает и глядит…
Ох, такого, уверяю,
не увидишь в страшном сне!
Чёрный труп стоит, качаясь,
зубы блещут при луне.
Где был нос, чернеет яма;
перегнившие зрачки,
не моргая, смотрят прямо
на большие рюкзаки.
Плечи чёрная штормовка прикрывает.
Чуть живой, паренёк, привстав неловко,
говорит: "Ты кто такой?"
Звук глухой в ответ раздался
(то ли клёкот, то ли визг):
"Я забыл, как раньше звался;
нынче - Чёрный альпинист.
Я погиб на Ушбе грозной:
треснул верный ледоруб…
от ветров и от морозов
почернел и высох труп.
Но ведь я окликнул друга!
Нет, ушли они, "друзья".
В эту ночь бесилась вьюга,
и замёрз под снегом я.
В ту ночную непогоду
в ледяном своём гробу
клятву дал: людскому роду
мстить за страшную судьбу!" -
замолчал мертвец ужасный,
жутко глянул на двоих!
Вдруг раздался треск ужасный,
и как только он затих,
прогремел кошмарный грохот!
Вмиг палатку сорвало,
и начался ветра хохот,
всё глушивший, как назло!
Свет нигде не пробивался,
лишь бессвязен, дик и груб
хриплый клёкот пробивался
из прогнивших чёрных губ!…
Долго буря бушевала.
Ждали-ждали… нет ребят!
Через снежные завалы
пробивался спасотряд.
Ледяные склоны гладки,
аж захватывало дух!
Возле сорванной палатки
найден был один из двух.
Ушбы грозная вершина
простирала свои льды…
прямо в лоб на седловину
по стене вели следы!