Автор: Макс Акульшин (Санкт-Петербург)

Сенсей опубликовал тут на сайте уральского клуба свою статью про весеннние сборы, которая безусловно мудра и лаконична, но всё-таки не отражает всей глубины тех событий, которые нам довелось пережить, поэтому я решил написать свой вариант мемуаров. О том, как это было на самом деле.

Когда меня всё-таки выгонят из программистов, я достану их и издам стотысячным тиражом, а сценарий продам в Голливуд (Стивену Спилбергу), после чего наконец-то обзаведусь виллой на Тянь-Шане, бассейном и ручным крокодилом. А на оставшиеся деньги закуплю два миллиона восемьсот пятьдесят тысяч девятьсот восемь розовых титановых карабинов от SALEWA с оранжевыми байонетами и пошлю в Нижний Новгород, Славику.
Пусть спит спокойно.
Он тоже заслужил.

Часть 1.
"Санкт-Петербург - Астана", дорога до Екатеринбурга.

Началось всё с того, что я опоздал на поезд. Но поезд сломался, и, как и я, тоже не ушел вовремя. Поэтому в Екатеринбург мы всё-таки поехали вместе, - я и поезд, - хотя и значительно позже планируемого срока. И без половины вагонов. Половина вагонов сломалась не так как поезд - а окончательно, и нам пришлось оставить её на Ладожском вокзале города Санкт-Петербурга. На высоте 0 метров над уровнем моря.

Сокращение посадочных мест в два раза при сохранении общего числа пассажиров стимулировало развитие отношений в среде последних. Пока мы выясняли кто имеет право спать на полочках, а кто на полу в проходе, все перезнакомились, некоторые, - аж вплоть до родословных седьмого колена, - выяснив при этом, что мы поголовно связаны кровными узами, и происходим от одних и тех же родственников, причем довольно нелицеприятных.

Знание основ карате кёкусинкай и умение грозно говорить загадочные для русского уха слова "ос", "кия" и "маваши-гери-дзёдан" сделало своё чёрное дело - я отстоял право на два плацкартных места. Зачем два - я не знаю. Одному нормальному человеку достаточно одного. Так что второе я подарил какому-то деду с ярко выраженной восточной наружностью. Большая ошибка! Дед воспылал ко мне любовью (тоже восточной) и тут же угостил меня колбасой (восточной). Тонкое дело, этот ваш восток. В общем, я не знал, что у них принято выбрасывать. Я съел. Поэтому первые сутки пути прошли незаметно, я их просто не помню.

На утро вторых суток я обнаружил себя на верхней полке: изможденным, мокрым от пота и похудевшим, но почему-то живым. Снизу мне ласково щурился знакомый дед ("холосо, холосо.. кУсай, кУсно!"), явно одобряя мою незаурядную волю к жизни. Сверху из динамиков неслись колоритные песни про "вечный город Туркистан", а внизу разносили пиалы с жирным чаем. Жизнь была прекрасна и удивительна. За окном задорно мелькали сугробы и часовые пояса. Ранним утром следующего дня мне предстояло сойти в Екатеринбурге и пройти собеседование у будущего руководителя нашей экспедиции - Ермачека Юрия Владимировича...

Часть 2. Екатеринбург

Знакомство с руководителем экспедиции - дело серьёзное, надо было произвести благоприятное впечатление и зарекомендовать себя надежным и верным товарищем, поэтому, сойдя на екатеринбургскую землю, я первым делом достал расческу и причесался. Причесанным я всегда больше похож на надежного и верного товарища, мне не раз об этом говорили. Замаскировавшись таким незатейливым, но надежным способом (это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО работает!), я сдал в камеру хранения рюкзак и отправился искать указанную конспиративную квартиру.

По дороге я исследовал станцию Екатеринбургского метро. Их метро - оно не такое как у нас, то есть даже сравнивать глупо, у них даже цели разные. Вот в Москве, например, метро сделано, чтобы перевозить жителей из одного места в другое. В Питере - чтобы перевозить жителей из одного места - в место строго ему противоположное. Нижний Новгород похож на Питер, но с одной поправкой: там разница между одним местом и местом строго ему противоположным несущественна и может быть сведена к нулю во втором математическом приближении. Поэтому метро в Нижнем сделано чтобы катать жителей откуда-нибудь всё-равно-куда-ведь-выбора-то-нету.

А в Екатеринбурге метро сделано, чтобы добывать золото. То есть оно наиболее полезно в момент прокапывания тоннелей, ход которых и определяется ходом золотой жилы, случайно залегающей под городом. Урал! Богатый край. Прибыльное дело тут - копать. Метро.

* * *

Конспиративная квартира была найдена без труда. Она оставила впечатление разряженного светлого пространства с дверями, балконом, рюкзаками, гитарами и окнами. Наличествовал турник для проведения соревнований по подтягиваниям. При приступах горной тоски на этом турнике можно сыграть и в "холодную ночевку", прямо так, не выходя из дому.

Как только я вошел в этот гостеприимный дом, меня сразу стали кормить и допрашивать. Иногда чередуя. Чаще - совмещая. Однажды, когда меня кормили и допрашивали, на кухню подошел Ермачек-младший (тот, что сильно младший) и поинтересовался, может ли он воспользоваться папиным компьютером.

- Нет, - сказали ему. - Папа ещё сам работать будет. Картошку вот жареную докушать изволит и сразу будет... Работать. Дитё разумно пожаловалось на то, что ему в таком случае делать вроде как и нечего стало; совсем нечего.

- Двадцать отжиманий, - ласково сказала мама-Ермачек в надежде на то, что так дело у её сына найдется быстрее. - И раз, и два, и три...

Мальчик отжался двадцать раз и действительно вспомнил что, оказывается, давно собирался поиграть. В отжимания от пола. С бабушкой. В самой_удаленной_от_кухни_комнате. И ушел. Быстро, но не теряя достоинства. А мы продолжили разговор.

И разговор наш был прост и неповторим, как шелест вечернего ветра в камышах. Мои монологи сводились к перечислению того личного снаряжения, которого у меня на данный момент не хватало и постоянному использованию волшебной фразы "... а вот, помню, на Эльбрусе". Я бы с удовольствием вспомнил и ещё что-нибудь, - как на Хан-Тенгри каком-нибудь или на Эвересте, - но, к сожалению, ничего не вспоминалось. Так ведь так-то оно так, вот если бы хоть что-нибудь ещё было, то вспоминалось бы, а так ведь и не было ничего. А память-то у меня хорошая. Это жизни не хватает. И опыта. А память хорошая, да. Вот, помню, как-то на Эльбрусе...

Монологи Ермачека сводились к перечислению того личного снаряжения, которое у меня должно быть на данный момент и постоянному использованию волшебной фразы: "... а вот, помню". Эльбрус в этой фразе был ему уже не нужен. Часто он даже сокращал заклинание до "... а вот", или вообще до простого "а", или совсем вырезал заклинание из своей речи, при этом сохраняя смысл, преемственность и магическую силу фраз.

Так я узнал, что:
1. мой рюкзак (90 литров) до смешного велик и несуразен;
2. Кавказ опаснее Тянь-Шаня;
3. на Кавказе под лавины лучше не попадать;
4. на Тянь-Шане под лавины тоже лучше не попадать;
5. узлы будем учить;
6. с точки зрения альпинизма полная обвязка круче беседки ровно в два раза;
7. если у тебя есть полная обвязка, то ты можешь ходить в горы с девушками, именно поэтому с точки зрения альпинизма полная обвязка круче беседки ровно в два раза;
8. интеграл икс по дэ икс равен икс квадрат пополам плюс константа;
9. даже выпускник Кэмбриджа не может обыграть Ермачека в шахматы;
10.Ермачек не имеет никакого отношения, повторяю: НИКАКОГО ОТНОШЕНИЯ к
армии, он только получает от них деньги.

Юрий Владимирович научил меня всем этим важным вещам всего-то за первые 30 минут нашего знакомства. На 31 минуте откровений я безусловно распознал и принял в нём Сенсея, и до сих пор стараюсь следовать духу его Пути. Сравнительно безуспешно, конечно.

* * *

В Екатеринбурге плохо с горячей водой. То есть не то, чтобы плохо, но её просто нет. Поэтому у Сенсея дома стоит водонагреватель. Только он не работает. Поэтому мы очень обрадовались, когда вдруг выяснилась, что горячая вода всё-таки почему-то есть. Сенсей мудро не стал выяснять откуда в Екатеринбурге вдруг взялась горячая вода, а сразу же побежал предупредить играющих в отжимающия в самой_удаленной_от_кухни_комнате родственников:

- Сейчас мы с Максом уйдем в горы, а вы ванну примите, вода есть! И раз, и два, и три...

После чего великодушно предложил воспользоваться редким случаем: де, Макс, ты небось устал с дороги, да и пахнет от тебя не то чтобы неприятно, но всё-таки ощутимо, так что не принять ли тебе что-нибудь вроде ванны? Я, де, даже мыла выдам. И пасты зубной. И полотенце. И бритву. Шампунь, тапочки и смену белья. Про смену белья я соврал, конечно. Но остальное - было.

Я тогда уже находился под влиянием сенсейской философии, поэтому сразу схватил удачу за хвост и намотал на руку. Короче, я воспользовался всем, что было предложено. Я потратил одну тридцатую часть зубной пасты, одну седьмую часть мыла, половину шампуня и всё горячую воду Екатеринбурга. Она закончилась ровно на полоскании моей чистой головы. Я вылез из ванны и доложил Сенсею о потерях. Сенсей посмотрел осуждающе, но с видимым уважением.

С тех пор, я считаю, мы и нашли общий язык и дальше всё пошло как по маслу. Мы сходили в интернет, пообедали, поотжимались (и раз, и два, и три...), поподтягивались, выбрали и купили мне обвязку, прогулялись, ещё раз пообедали, посмотрели фильм про Северную стену Эвереста, ещё раз пообедали, ещё раз пообедали, ещё раз пообедали... Жизнь удалась. Пора было идти на вокзал, нас ждал поезд "Екатеринбург - Алмата".

Часть 3. Вокзал.

Спотыкаясь, пошатываясь и падая (вот тоже странное дело, спотыкались и пошатывались оба, а падал только я) мы с Сенсеем отправились на вокзал. Я нёс сенсеев рюкзак, а Ермачек тащил огромный замотанный скотчем баул со шмотками на продажу.

Вообще-то "шмотки на продажу" - это, конечно, моя гипотеза. Сам-то говорил что-то там про родителей, которые живут в Казахстане. Про то, что сыновний долг взывает его вернуть им их стеклянные трехлитровые банки которые каким-то чуднЫм образом оказались тут, на Урале и которых сильно не хватает там, в Астане; потому что там, в Астане, есть всё, только вот банок не хватает трёхлитровых, для засаливания астанинских волнушек. А в этом году волнушек в Казахстане уродилось немеряно, и вот поэтому-то ему и приходится тащить кроме его рюкзака, - хотя его рюкзак тащил вовсе не он, а я! - ещё и этот тяжелый баул. Но он не жалуется, нет, он молчит и стойко переносит тяготы своей жизни. И мне советует. Молчать и стойко переносить. Тяготы. Его жизни.

Потом Сенсей путался, сбивался, начинал рассказ заново, но уже вместо банок шел какой-то совсем уж безумный текст про старые транзисторы и мясорубки, потом он тоже обрывался, сбивался, возвращался назад, к банкам и волнушкам, и снова, и снова. В общем, и дураку ясно - ЧЕЛНОК.

Я согласно кивал и помалкивал, изредка вставляя своё коронное "...а вот, помню, на Эльбрусе". Так мы добрались до вокзала.

Не успели мы зайти в тень вокзального здания, как были атакованы каким-то усатым мужиком явной монгольской наружности. Он хищно выпрыгнул из толпы и вприпрыжку устремился к нам, широко по-борцовски расставив руки и не скрывая своих агрессивных намерений. Я занял оборонную стойку "санчин-дачи" и достал из кармана ключи, чтобы использовать их как кастет. Пока я путался в ключах и карманах (опыта-то нет!), маньяк в два прыжка преодолел разделявшее нас расстояние и, слегка подхрюкнув, набросился на Сенсея. Они сцепились и поздоровались. Я спрятал ключи.

Нас представили друг другу. Маньяк оказался Кудашевым Алексеем, скалолазом и альпинистом, одним из участников предстоящей экспедиции, моим товарищем и братом по связке. Весело подпрыгивая и потирая руки мой брат проводил нас через толпу в зал ожидания, к своей маме и ещё одному участнику сборов.

В отличие от ещё одного участника сборов, мама участвовала в сборах опосредованно - через великолепную запеченную уральскую куру. Что, на мой взгляд, нисколько не приуменьшает её вклада в экспедицию. А совсем даже наоборот.

Сенсей замаскировал баул с товаром нашими рюкзаками и наконец-то вздохнул с облегчением: за всё время путешествия нас ни разу не остановил милицейский патруль! Расслабившись он ещё раз перезнакомил всех членов банды. Сенсей, Макс, Алексей, мама и Александр.

Четвертый участник сборов назывался Александром, а для Сенсея был просто Сашкой. Он был опытным альпинистом и выглядел как опытный альпинист, самый опытный из всех нас. Хотя и молодой. Немного утомленный, уставший от людей и от жизни, со скромной нервной улыбкой Лермонтова, беспокойными руками профессионального хирурга и новым ледорубом, привязанным ярким вызывающим шнурком к его рюкзаку. Они с Сенсеем сходу ударились в воспоминания предыдущих тянь-шаньских подвигов и так и стояли, глупо хихикая над какими-то им одним понятными шутками, пока не объявили посадку.

Спотыкаясь, пошатываясь и падая, мы заползли в наше купе, внеся своими позвякивающими рюкзаками смятение и ужас в сознание устраивавшихся напротив соседей.

Тогда я ещё не знал, что критическая масса действующих лиц пьесы уже набрана и то, ради чего я оставил отчий дом, - то есть альпинизм, - начнется неожиданно, прямо тут, в купе, через несколько часов, этим же вечером, 18-го марта 2005 года.

Продолжение тут >>>